– Я не знаю. Но как ты не понимаешь? Она ведь такая же, как мы. Такая же, как я.

– Такая же?

– Я всю свою жизнь чувствовал себя чужим. Будто бы закрытым в своей пещере. Я не понимал, как могу понять кого-то, как кто-то может понять меня. Я сам чувствовал себя чудовищем! Пока не появилась ты, пока я не узнал Сэма – для всех остальных я был тем самым монстром.

– А что, если бы я не появилась? Ты бы и дальше убеждал себя в том, что мир только и старается быть к тебе враждебным?

– Тэми…

– Тебе всегда было удобно верить, что ты никому не нужен. Сдаваться вместо того, чтобы пытаться что-то изменить. Твоё отчуждение – это не наказание, а осознанный выбор, который ты сам сделал. Хорошее прикрытие, не так ли? С головой уходить в работу, ограждаясь от всех, и изредка жалуясь, как ты страдаешь от этого! Как никто не может понять твоего недуга, но ты не замечаешь, насколько это незначительно для других. Насколько ты можешь быть дорог кому-то. Но тебе ведь просто нравится быть таким. Тебе самому никто не нужен, Двенадцать, да ты сам себе не нужен!

– Если бы ты росла в постоянном страхе навредить кому-то или же навредить себе, ты бы тоже не смогла привыкнуть к мысли, что нужна кому-то. Тэми, я делал много неправильных выборов в своей жизни, но свою природу я не выбирал. И я уже отчаялся узнать, почему эта доля выпала именно мне.

– Проклятье, ты так привык гоняться за тем, кто ты, что совсем забыл, что можешь быть кем-то вне этого.

– Да, – сдавленно прошептал Такута, – и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь это осознать. Но сейчас это не важно. Важно то, что совсем рядом находится разумное существо. По-настоящему разумное! Уникальное, удивительное. И ему нужна помощь. Неужели твои профессиональные привычки не дают тебе этого понять? Тэми, ты ведь всю жизнь прожила ради того, чтобы понимать живых существ. Почему ты не хочешь ей помочь?

– Я бы хотела, Такута. И я сделала для этого всё, что могла. Но я уже миллион раз говорила тебе: если мы умрём или окажемся в тюрьме, то никто из нас больше никогда не принесёт в этот мир ничего полезного и важного. Я всегда помогу тому, кто нуждается во мне, но, если это лишит меня возможности помогать другим, то в этом не будет никакого смысла.

– Значит, пренебречь одним существом ради сотен других – это правильно?

– Я не знаю, что правильно. Но, на мой взгляд, это рационально.

– Ты права. Наверное, я бы так и поступил, если бы сделал в жизни хоть что-то хорошее.

– Получается, ты пытаешься оправдать себя перед богами?

– Я пытаюсь оправдать себя перед собой, – тоскливо проговорил Такута, – перед миром, которому я ничего не смог дать.

– Что ж, – Тэми встала и подняла увесистую сумку, перекинув её через плечо. В глазах стояли слёзы, но выражение её лица было максимально серьёзным и холодным, – хочется верить, что ты найдёшь способ наконец-то осознать свою значимость. И, надеюсь, что для этого не понадобятся ещё десятки людей, которым ты был дорог, но которые были недостаточно дороги тебе.

– Тэми! – Такута вскочил и бросился к ней, крепко схватив её за руки, – дай мне время, ладно? Поезжай на запад, я найду тебя, как только всё закончится! Хорошо?

Такута обнял её и прижал к себе. Женщина стояла неподвижно, почти не дыша. Она отстранилась от него и, посмотрев ему в глаза последний раз, спросила:

– Ты сам-то в это веришь?

– Так, держи ровнее, – Такута отчаянно пытался натянуть ритуальное одеяние на мужчину средних лет, церемония которого должна была состояться уже вечером. Тело не слушалось, то и дело выскальзывая из рук Сэма и никак не желая ровно сидеть на столе. Наконец, совладав с ним, мужчины перенесли его на расстеленный на полу кусок холщовой ткани, завернув его так, чтобы его можно было транспортировать, взявшись с обоих концов.

– Хорошая работа, Сэм! – улыбнулся Такута.

Сэм улыбнулся в ответ. Когда Тэми уехала, между ними всё ещё оставалось напряжение, но Такута действительно не находил в себе ресурсов злиться или осмыслять произошедшее, а потому выбрал свой любимый путь – притвориться, что всё идёт своим чередом. Конечно, в его сознании всё ещё носились спутанные мысли о том, что именно Сэм запустил цепную реакцию происходящего сейчас. И что благодаря ему Такута, возможно, больше никогда не увидит Тэми, не успеет помочь Рэйре, да и вообще вряд ли останется на свободе…

– Тейна Такута, – наконец, начал Сэм, будто бы угадав его мысли, – могу я вас спросить?

– Ну попробуй, – усмехнулся тейна матэ.

– Почему мы до сих пор здесь?

– Что ты имеешь ввиду?

– Я имею ввиду… Почему вы всё-таки не уехали? И почему… позволили мне остаться? После всего, что случилось?

– Честно сказать, Сэми, я и сам не знаю. Я не мог оставить всё это, – он окинул лабораторию взглядом, – такому растяпе, как ты. Но в то же время я не припомню другого растяпы, который мог бы с этим справиться.

– Вы злитесь на меня? – неуверенно спросил парень.

– Злость – сложное чувство. Не припомню, чтобы я на кого-то в жизни злился. Разве что проклятый Ри вечно выводит меня из себя. Что же касается тебя… Ты сделал свой выбор. Может, неосознанно, но сделал. И он был явно не в мою пользу.

– Я не хотел, правда…

– Я верю, – Такута задумался, – да, пожалуй, я тебе верю. И, наверное, всегда верил, потому и до сих пор пытаюсь тебя понять. Послушай… если я не успею…

– Тейна Такута, не говорите так! Мы что-нибудь придумаем!

– Не перебивай. Если я не успею, то пообещай, что добьёшься разрешения на защиту и сделаешь всё, чтобы она попала домой.

– Но кто будет меня слушать? Тем более в научном сообществе. Тем более в гвардии…

– Я не знаю, Сэми. Но я однажды понял одну замечательную вещь: сколько бы плохого ты ни сделал, ты всё ещё можешь попытаться сделать что-то хорошее.

* * *

Такута шёл к пещере, наслаждаясь лёгкостью во всём теле. Апрель в Маре типично южный, и ночами воздух был уже совсем тёплым, а потому не требовал ношения тяжёлого плаща и плотной рубахи. Тейна матэ очень хотел верить, что получит ответ от сообщества раньше, чем угодит в зал суда, чтобы стоять там с видом набедокурившего ребёнка и слушать, как озвучивают его совсем не детский приговор. Однако он прекрасно понимал, что время играет не в его пользу. До заседания оставалось меньше недели, а новостей всё не было. Поэтому он старался почаще навещать Рэйру и пытаться дать ей всё, что не успел. Он садился на холодный каменный пол, и она клала мощную лапу ему на бедро, а после сидела не шелохнувшись, пока он говорил. Даже если она и не понимала его до конца, Такуте всё равно было важно найти хоть какой-то контакт с ней. Ему всё же казалось, что у него получилось дать ей понять, как люди отличаются друг от друга: как многие из них умны, амбициозны и добры сердцем, а не одержимы жаждой крови и золота. Зачастую Рэйра поворачивала голову в его сторону, будто бы внимательно глядя на него несуществующими глазами. Единственное, что не встречало её реакции – это просьбы Такуты показать ему, где её дом. Он неоднократно говорил ей, что поможет вернуться, если она позволит ему это сделать и покажет, куда идти. Но в такие моменты она отворачивалась, а иногда и вовсе отходила и скрывалась в темноте. Такута не мог понять, почему, но продолжал попытки.